Яков Брафман - Книга Кагала [3-е изд., 1888 г.]

Разделение Пятикнижия на отделы и названия их см. в Приложении к данной книге.

Орах-Хаим, ст. 135–149.

Колбо, § 14.

Слово «аминь» представляет первоначальные буквы трех слов: «Эсть-Мелех-Ноеман» (Бог истинный царь) и, таким образом, произношением «аминь» еврей признает царскую власть исключительно за Иеговою, о чем сейм сильно хлопотал.

Талмуд много говорит о значении слова «аминь». См. Талмуд, Шабаш 119; Берахот 34, 52 и 53; Сука 51; Тайнист 15 и 16; Кетубот 65; Назир 66; Сота 18 и 37; Баба-Батра 71 и Шебуот 29.

Колбо, § 14, ч. 2. Для удовлетворения запроса на это душеспасительное средство в конце общественного богомоления прибавлено несколько псалмов и молитв, после которых тоже полагается кадеш. Но число прибавленных этим путем кадешей, во-первых, далеко все-таки не соответствует громадному спросу на них и, во-вторых, последние кадеши не так вески.

Книга Кагала. Часть II, документы №№ 71, 197, 303, 538.

Относительно еврейских молитвенных домов вообще см. там же акты под №№ 4, 7, 8, 9, 10, 11, 15, 21, 98, 99, 174, 197, 203, 277 и др.

Вероятно от греческого «Syndikos» — влиятельный член общества; это лицо, приглашенное родителями новообрезаемого, из денежной или Талмудической знати.

Некоторые подробности обряда обрезания:

С рождением младенца у евреев первая забота членов семейства состоит в охране роженицы и самого младенца от наваждения нечистого духа-сатаны, который невидимо парит вокруг и всячески стремится вселиться в них. Самое верное средство к избавлению от этого страшного врага есть Шир Гамалот. Этот мощный талисман состоит из 121 псалма, написанного на бумаге и окруженного со всех сторон таинственными именами обитателей небес, с которыми знакомят евреев Талмуд и каббала. Талисман этот наклеивается на кровати, окна, двери и на все отверстия, через которые нечистая сила могла бы пробраться к жертве. Вечером в первый день появления на свет младенца мужского пола его приветствуют будущие товарищи и спутники жизни: к нему является целый хедер (училище меламеда) маленьких детей со своим бегельфером (помощником меламеда), и они читают новому пришельцу в мир молитву на сон грядущий. После чтения мальчиков обыкновенно подчуют своеобразным мармеладом из отваренных бобов, гороха, пряников и пр. Чтение этой молитвы хедерными мальчиками происходит ежедневно до самого дня обрезания. В первую пятницу после рождения младенца, вечером, после шабасового ужина, собираются к роженице и взрослые евреи на бен захор и после легкого угощения читают ту же самую молитву. Утром в субботу отец новорожденного отправляется в синагогу или иную молельню, где при чтении Пятикнижия его призывают к Торе и кантор поет мишебейрах — многая лета ему, его супруге, младенцу и т. д. … По окончании молитвы родственники и приглашенные лица отправляются к роженице на шалом-захор — поздравление с сыном. Там угощают их обыкновенно водкой, пряниками, а у богатых тортом и вареньем. Накануне дня обрезания, т. е. вечером на восьмой день рождения, бывает вахнахт — ночь стражи. Тут собираются так называемые клаузнеры (бедные молодые евреи, занимающиеся изучением Талмуда в ешиботах, или молитвенных домах) и проводят ночь у роженицы в бдении и чтении Талмуда или Мишны. В вознаграждение эти клаузнеры получают, кроме дарового ужина, еще недова (милостыню). Однако ж надо заметить, что вахнахт бывает только у зажиточных евреев, бедные же обходятся и без этого. Затем наступает то знаменательное утро, в которое на младенца накладывается печать, завещанная детям избранного народа, — обрезание.

Кетуба — брачный контракт, писанный на халдейском языке, в котором изложены обязанности мужа относительно жены.

Некоторые этнографические подробности свадьбы у евреев:

Свадебный праздник у евреев начинается обыкновенно раньше дня венчания. Он наступает накануне субботы, предшествующей свадьбе. Когда шестой день труда и забот приближается к вечеру и воцарившиеся в доме мир и тишина предвещают скорое появление шабаса, тогда на встречу этого божественного гостя к семейству жениха прежде, а потом и невесты являются местные музыканты с национальными мелодиями каболат шабат (в каждой еврейской общине существует кагалом утвержденный местный состав музыкантов: скрипач, цимбалист, бас и бубенщик). К этому оркестру принадлежит еще бадхан-лице, который иногда до слез доводит, иногда тешит свадебную публику своими экспромтами в стихах, распевая их под музыку. При свадебном ужине он и фокусник. Таков обыкновенно первый сигнал еврейской свадьбы. В субботу утром жениха, его отца и родственников ожидает синагога со своими почестями. Во время чтения субботнего отдела Пятикнижия жених удостаивается после родственников и друзей последней по числу и месту, но важной по значению алиа (почести) под названием мафтир, и при провозглашении ему обычного «многая лета» кантор в его честь оглашает синагогу напевами. Тут со всех сторон синагоги, а в особенности из окон женского отделения, сыплется на жениха благословенный град орехов, миндаля и пр., причем бросающиеся на эту соблазнительную добычу лихие парни из низшего сословия зачастую оканчивают свою невинную охоту сценами, не совсем приличными для дома молитвы. Торжественно возвращается жених домой вместе с родственниками и друзьями, желающими выразить его родительскому дому свое теплое, задушевное поздравление, за что, как водится, они получают легкое угощение. Наконец, веселый день золотой субботы уже на исходе. Музыканты снова берутся за инструменты, опять прежде у жениха, а после у невесты проводят шабас национальными земирот (песнями). (Участвующие в танцах при замироте сами платят музыкантам за каждый танец по установленной цене). Весело исполняются эти песни в семействе жениха, но тут они непродолжительны; у невесты же за этими светлыми минутами следуют еще танцы с хороводами. Хотя в этих танцах участвует исключительно только прекрасный пол (преимущественно девицы), однако же они всегда оживленны и нередко продолжаются далеко за полночь, пока все медные гроши не перейдут из карманов танцовщиц в цимбальный ящик. С наступлением свадебной недели закипает деятельная жизнь в семействе новобрачных: все суетятся, хлопочут, бегают, придумывают и приобретают средства для украшения грядущего семейного праздника и увеличения его торжественности. Одни только отцы новобрачных озабочены более серьезными делами. У них просто голова идет кругом от тяжелого раздумья, как бы пристроить приданный капитал где-нибудь в верные руки и за выгодный процент, обеспечить обещанное детям в приданое векселями и пр. Когда же эти немаловажные дела улажены, разумеется весьма редко без вмешательства и помощи бет-дина, тогда еще необходимо удовлетворить претензии свата, шадхана (у евреев браки совершаются посредством шадханов (сватов) и сватовством промышляют в каждом городе десятки людей), требующего законное вознаграждение за тяжелый труд. Иначе шадхан притянет к суду бет-дина, наложит запрещение на свадьбу и пр. Наконец, надо покончить с рахашниками, ибо, если не уплачен рахаш, венчанию не быть. (Рахаш — это подать в пользу раввина, хазана (кантора) и шамета (синагогального старосты). В Вильно этот сбор отдавался в откуп до 1868 года и взимался полицией. Рахаш в Вильно входил в состав вспомогательного коробочного сбора, о котором мы говорили выше). И вот после многих трудов все устроено: шадхан, рахашники удовлетворены, музыканты согласились на уступку и кетуба (брачный контракт) уже готова. Тогда, после непродолжительной прогулки шамеша по городу с законным списком в руках, комнаты жениха и невесты начинают наполняться приглашенными гостями. В это время жениху приносят от невесты талет и кител (Талет — кашемировый белый платок с черными полосами с двух концов. Кител — это белая рубаха вроде комжи, употребляемой римско-католическим духовенством при богослужении) — облачение женатых евреев, в которое их одевают и при переселении на тот свет. Эти священные дары подает бадхан, старающийся в импровизированных стихах объяснить их высокое значение, а в особенности значение дня, когда их получают. Как только жених вдоволь наплачется, слушая бадханскую музу, его оставляют в этом печальном настроении под опекой шаферов, которые должны нарядить его к венцу в поданное облачение, а бадхан с музыкантами отправляется к невесте. Гостей и тут собралось немало. Все столпились вокруг невесты, сидящей посреди комнаты (большей частью на обернутой квашне), и безмолвно по волоскам расплетают ей косу. Грустно здесь в эту пору, и все с нетерпением ждут импровизатора бадхана, чтобы поплакать под его лиру, облегчить сердце от давящих его горьких чувств. Когда расплетают косу невесте, в памяти каждой замужней еврейки воскресают минувшие дни свободы и надежды, которыми освещалась ее жизнь до венца, и длинная вереница безотрадных, темных дней, пережитых под гнетом невыносимого положения после венца. «И я недавно была невеста, — думает молодая летами, но постаревшая лицом Эсфирь, — и Mire родители сулили золотые горы в замужестве, и мои надежды были светлые, розовые. Но чем все это кончилось? Еще мне не минуло двадцати пяти лет, а выгляжу уже старухой… Изнемогла я совсем от горемычного, безнадежного житья, будучи единственной опорой и поддержкой многолюдного семейства. Правда, родители не поскупились для меня, всего дали много, и даже сверх своих сил, и поддерживали меня с семейством несколько лет. Разве можно больше требовать от родителей?! Но где же, спрашивается, плоды столь усердного родительского попечения и всего того материального богатства, которым они жертвовали для меня?» В ответ на этот вопрос в памяти Эсфири промелькнула бесцветная, мизерная фигура мужа, ребе Генделе или ребе Фишеле. «Да, — продолжает думать про себя Эсфирь, — родители дали мне всего вдоволь, но за кого же они меня выдали?.. 17 лет было моему мужу, ведь это еще юноша, да к тому же он, подобно всем еврейским женихам, еще ни к чему не был приготовлен. Вот где была моя погибель. В муже я не нашла и не нахожу ни кормильца, ни покровителя; он собой увеличивает только тяжесть семейной жизни, которую я сама должна влачить на своих плечах…» То же самое думают в это время и Рахиль, и Ревекка, и другие присутствующие, ибо редкая из еврейских женщин не испытывала горькой судьбы, подобно Эсфири. При этом общем тяжелом унынии бадхан, как с неба, является сюда со своей импровизированной моралью. Говорит ли он дело или сплетает несвязные слова в пустые стихи — все равно. Все плачут навзрыд. Но вдруг двери открылись. Явился шамеш и закричал: «Каболат поним легахатан!» («Встречайте жениха!»). Вслед за ним и жених в сопровождении мужчин является, подходит прямо к заплаканной невесте и накрывает ей голову поданным платком, причем женщины осыпают его хмелем или овсом. С музыкой впереди и зажженными свечами в руках шаферы открывают торжественный ход к месту, где находится хупе (балдахин, большей частью на школьном дворе); за ними родители, дружки и пр. ведут туда и невесту, которая, описав вместе со своими спутниками семь кругов около жениха, становится по правую руку своего суженого. Бадхан громко приглашает родителей, родственников для благословения новобрачных под балдахином, что каждый исполняет возложением на их голову рук. И вот наступает время венчания. Этот акт начинается молитвой над чашей, и совершения этой молитвы удостаивается тот из присутствующих Талмудических корифеев, который завоевал для себя в Талмудическом мире первое место. Его громко приглашают по имени, прибавляя еще и раввинский титул. Из чаши, над которой совершилась молитва, должны отведать жених и невеста; после этого шамеш громко читает по-халдейски написанный свадебный документ. Вслед за тем совершается акт кедушин: жених подает невесте серебряное кольцо или монету, говоря: «Гарей ат мекудешет ли бетабаат зу кедат Моше ве Израель» («Этим кольцом ты обручена со мной по закону Моисея и Израиля»). При этом он должен раздавить ногой подложенный стакан, чтобы в эту торжественнейшую минуту не забыть о падении Иерусалима. Тут опять читают над второй чашей краткую молитву и, когда молодые отведали из чаши, раздается общее пожелание мазолтов, и затем с музыкой впереди провожают молодых домой.